Андрей Максимов: Я не уверен, что я – интеллигент

Наш разговор вырвался за рамки общепринятого интервью. Вышел спор, полемика. О том, какие мы сегодня, что делать и как жить дальше. В общем-то на повестке дня оказались все те же известные испокон веков вопросы.

О гламуре и интеллигенции

– Вы написали книгу «Интеллигенция и гламур». Что лично думаете, огламуривание – это хорошо или плохо?

– Я сознательно не давал в книге никаких оценок и характеристик. Гламур – это философия. Гламур – это реальность нашей жизни, в которой мы должны как-то существовать. И поэтому я писал, не раздавая оценок. Просто описывал ту ситуацию, в которой, как мне кажется, мы живем.

– Зачем вам, интеллигенту, подстраиваться под гламур? Кто ваши читатели, девушки во-о-т с такими губами?

– Начнем с того, что я не уверен, что я – интеллигент. Мне кажется, так сам про себя человек сказать не может. Если вам не понравилось слово «говно», которое я употребил в начале книги, и вы, прочитав эту книжку, не хотите чувствовать себя говном, значит, я добился своей цели. У вас возникла яркая эмоция противодействия этому. Теперь у меня вопрос к вам: вы любите гламур? Считаете ли, что быть известным и богатым – главное?

– Для меня НЕ ЭТО в жизни главное. Как-то Никита Высоцкий, размышляя о любви, сказал: «Мы слишком часто употребляем это слово. Любишь кашу? Люблю? Любишь Родину? – люблю». А вы спрашиваете: люблю ли я гламур?

– Вы, наверное, из тех людей, которые считают, что мир должен быть поделен на черное и белое и что каждый человек должен быть либо за красных, либо за белых?

Раньше нам говорили: куда надо идти. У нас привычка получать готовые ответы на все вопросы. Есть вопрос? Давайте готовый ответ, причем один для всех. Сталин – это плохо или хорошо? Гламур – это хорошо или плохо? А поразмышлять самим, слабо?

О телевидении

– Сегодня широко обсуждается вопрос – каким должно быть телевидение. Нужна ли нравственная цензура? И кто должен решать этот вопрос?

– Знаете, политики все привыкли решать в приказном порядке. И хотя на телевидении действительно есть огромное количество проблем, старые социалистические методы решения сегодня неактуальны. И даже сам по себе вопрос: нужна ли цензура? – высокомерная позиция. Почему я, Андрей Максимов, должен доверить кому-то решать: смотреть или нет ту или иную программу. Я что сам не в состоянии это сделать? Я – колумнист «Российской газеты», крупнейшей газеты России. И там нет совершенно никакой цензуры, что меня, честно говоря, просто потрясло. Там я будирую общественное мнение по разным вопросам, которые меня волнуют, и меня не правят вообще.

– Однако на демократическом Западе установлены некие ограничения в допуске к дневному показу и детей к просмотрам фильмов со сценами насилия, жестокости. Не говоря уж о порнографии… Такая продукция, если появляется в эфире, то только на платных каналах.

– Подобные ограничения есть и у нас. Цензура тут ни при чем. Если я воспитал своего ребенка так, что ему нравится смотреть порнуху, то это моя личная проблема. И не нужно Государство в это вмешивать. И если ребенок стал бандитом, поверьте, это произошло не потому, что он посмотрел какие-то НЕ ТЕ фильмы. Виноваты родители, которым было не до воспитания своих детей.

– Но зачем же подвергать неокрепшее сознание дополнительным искушениям?

– Современные дети соображают гораздо лучше, чем многие думают. У меня вышли две книги «Многослов», в которых я стараюсь помочь читателям (тем, кто хочет) размышлять над самыми главными понятиями человеческой жизни: жизнь, любовь, ненависть, месть, власть и так далее. Сейчас я начал писать «Многослов для детей». Хочу попробовать поговорить с детьми о том самом главном в жизни, о чем с ними очень мало и редко говорят. Новые главы обсуждаю со своим двенадцатилетним сыном. Он читает и говорит, если ему что-то не интересно или скучно.

Об образе и подобии

– «В этом мире не нужны другие, нужны такие же…» – это вы написали в книге. А если пойти по пути выбора в пользу личности, а не послушного большинства. Возьмем пример из вашей жизни. Ваш отец известный поэт, человек воевавший, получивший всяческие правительственные награды. Вы им гордитесь?

– Я горжусь своим отцом, потому что он был хорошим человеком и достойно жил. Он работал в Союзе писателей и, несмотря на то, что было множество поводов повести себя недостойно, ни разу не поддался этому. Отец был серьезным и крупным поэтом.

– Какие-то строки его стихов выбиты на мемориальных досках погибшим в Великую Отечественную. Помните их на память?

– В Москве рядом с Институтом иностранных языков стоит памятник ополченцам, а на стеле выбито: «Я с вами равный среди равных, я камнем стал, но я – живу. И вы, принявшие Москву в наследство от сограждан ратных, вы, подарившие века мне, вы все, кто будет после нас, не забывайте ни на час, что я смотрю на вас из камня». А под Могилевым, где проходила знаменитая Бовкинская блокада, когда три фашистские армии окружили партизанское соединение имени «Тринадцати», где воевал отец, и партизаны прорвали блокаду, есть стела со строками стихов моего отца: «Наши гнезда враг развеял пылью, чтобы пали мы к его ногам. Но не пали, а раскрыли крылья и поднялись мы назло врагам». У моего сына в комнате висят фотографии бабушки и дедушки.

– Я нашла в Интернете информацию, что Максимов – был псевдонимом вашего отца. И вы его унаследовали. А настоящая ваша фамилия Липович.

– Можно к вам встречный вопрос. А почему это вас интересует?

– Потому что и мне часто задают вопросы о моей фамилии. Откуда, почему через черточку и такой коктейль?

– Ну, хорошо, разве это как-то характеризует меня или отца? Или меня каким-то образом раскроет?

– Это во многом характеризует нашу страну. Я задала подобный вопрос Суриковой, на самом деле она по отцу Исааковна. И Алла Ильинична отказалась отвечать. А что касается лично вас, вы в каком-то интервью признались, что размещаете на книгах свое фото, потому что вас лучше знают визуально, чем по фамилии.

– Этот тут при чем? Если у вас нет ко мне других вопросов, кроме фамилии, – пожалуйста. Ну, хорошо, мой отец Марк Давыдович Липович – еврей, во время войны, как у большинства партизан, у него была кличка – Максим. Под фамилией Максимов он печатал свои первые стихи в партизанской газете, с тех пор так и пошло. Кстати, фамилия не еврейская, а белорусская. Папа ответил, что фамилия Андрей Максимов звучит лучше, чем Андрей Липович. «Так тому и быть», – сказал я.

– Если об отце можно найти информацию, о матери – ни слова. Кто она?

– Боюсь, вы плохо искали, потому что про маму я стараюсь говорить часто. У меня была потрясающая мама Антонина Николаевна. Человек, который меня сформировал. Это была потрясающая женщина и моя поддержка. Я мог у нее что угодно спросить. Я был поздним ребенком, и она считала, что должна полностью вложиться в воспитание. Она была контактная, талантливая и ее всюду звали на работу. Когда мне исполнилось 14 лет, она пошла работать в Бюро пропаганды Союза писателей. Устраивала творческие вечера. После вечера, посвященного Пастернаку, ей объявили выговор. Она была замечательной мамой и исключительной бабушкой. Умерла мама четыре года назад. Ее отсутствие я ощущаю остро до сих пор.

– Андрей, у вас трое детей – дочь от первого брака, сын от второго и сын от третьего. Общаетесь ли со старшими отпрысками?

– Дочь свою не видел 25 лет. Со средним сыном общаюсь. С младшим, разумеется, тоже.

– Понимаю, что вы человек занятой… И все же, младшему сыну успеваете уделить время?

– Успеваю. Моему сыну 12 лет. И он, помимо школы, очень занят. И занимается тем, что ему интересно. Хочет быть артистом, ходит в студию при театре Луны, репетирует множество спектаклей. Сидит в Интернете, в контактах.

– Вы руководите курсом журналистов в Московском институте телевидения и радиовещания «Останкино». Чему учите молодежь?

– По заказу МИТРО я написал учебник «Профессия – тележурналист». Он состоит из трех позиций. Первая – журналисту нужно помочь самоопределиться, понять, какой у него человеческий фундамент. Второе – его нужно научить брать интервью. Поскольку тут нужен не талант, а обретение ремесла. Третье – научить разным навыкам, которые нужны именно для тележурналиста. Как работать в команде (режиссер, оператор) с микрофоном и с камерой.

– А этике учите? Должен ли журналист иметь свою позицию человеческую, гражданскую?

– Я же сказал что, что с этого мы начинаем – с ощущения человеческого фундамента. Но вообще-то нет человека, у которого нет своей позиции. Будь то сантехник или директор музея, дворник или журналист. На одном из занятий мы обсуждали тему «Главное качество журналиста». Один мальчик сказал – безбашенность. Тогда я предложил определить границы. У вас роман с девушкой – говорю, – и в интимный момент она рассказывает нечто о своем отце, знаменитом человеке, что может стать материалом для публикации. Перед вами дилемма: делать материал и стать богатым и знаменитым или не делать и сохранить отношения с девушкой. Он отвечает: у меня много девочек. А если это мама? – спрашивает его одна студентка. – Маму и папу нельзя... Это перспективный мальчик на моем курсе. И он хочет быть «желтым журналистом». И я не буду его переубеждать, что это пошло и низко. Это – его выбор. Тут этика одна. Моя задача как педагога ему объяснить, если ты предаешь любовь, то сам всегда будешь ждать предательства. В личном и не в личном. Выбираешь такую карьеру? Это – твой выбор быть знаменитым в профессии и богатым. А непорядочным. И, честно говоря, я сам с большим сомнением отношусь к слову «надо», к слову «должен».

– «Надо и должно» – это те принципы, которыми руководствовалась русская интеллигенция. (Моя бабушка - дворянка, дочь офицера царской армии окончила институт благородных девиц, воспитывая меня, внушала мне именно эти правила.)

– Вы говорите о поколении людей, которые верили в Бога. Ты – приличный человек, не потому что так надо, а потому что ты живешь с Богом в душе. У по-настоящему верующего человека не может быть нравственного выбора, ему не надо выбирать. «Надо» и «должно» возникают тогда, когда нужно сделать какой-то другой выбор. Видите, у нас вместо интервью разгорелась полемика.

– В кинотеатры, наверное, ходите… Что вам понравилось из отечественных фильмов за последнее время?

– «Край», «Царь» и «Утомленные солнцем-2». Есть искусство и есть арт-хаусное кино, на котором лично я засыпаю. Что касается моих отношений с театром и литературой, они сложились, а с кино – нет, хотя по моим сценариям и снято несколько картин, но долгого романа не сложилось.

Дежурство по стране

– К вам приходят известные люди в программу «Личные вещи» и рассказывают о чрезвычайно важных для них вещах. Что бы вы собрали в свой чемодан?

– У меня бы там были вещи, связанные с родителями. Наверное, фотографии. Пишущая машинка, на которой я напечатал первую историю. Вещи, связанные с сыном и женой. Ошейник моей предыдущей собаки, которая умерла в 14 лет и которая была очень хорошим человеком. Что-то связанное с моей нынешней собакой. И, наверное, из детства какие-то рисунки.

– Давайте, подежурим по стране.

– Только не путайте меня со Жванецким. Дежурит по стране он. А я ему стараюсь помочь.

– А хочется иногда с ним поспорить?

– Никогда. Я ему предлагаю высказать личные суждения. И мне кажется, это у него получается замечательно.

– А как вы думаете, почему не реализуются социальные программы? Это ошибки кадровой политики или коррупция столь велика?

– Вы напрасно считаете: если я человек публичный, то должен думать обо всем. Стараюсь размышлять над тем, в чем лично я могу принимать участие и могу помогать. В социальных программах я никогда не участвовал.

– У вас в руках огромный рычаг – воздействия на общественное сознание. Меня, например, волнует отношение к инвалидам в нашей стране. А вас?

– У нас ужасное отношение к инвалидам в нашем городе. Мы единственная страна в Европе, где на тротуарах нет съездов для инвалидов. И это ужасно. Это вопрос к новому мэру. Да. Начиная от облика нашего города, заканчивая помощи инвалидам. Лично вас волнует проблема с инвалидами, я правильно понял?

– Да, потому что мой папа инвалид. У него титановый сустав.

– Так пойдите, выйдите с плакатом. Делайте что-нибудь.

– Если я несанкционированно выйду с плакатом, меня разгонят. Я пытаюсь воздействовать на общественное сознание таким же образом, как и вы. Через средства массовой информации, беседуя с вами, писателями, артистами, спортсменами.

– Что касается инвалидов, одним только общественным мнением тут ничего не сделаешь. Нужно идти и класть деревяшки, договариваться с милицией, ходить в префектуру. Мне ужасно жаль старых актеров, которые умирают в нищете. За них разве не надо бороться?

– Надо.

– А за студентов бороться не надо?

– Надо. Хорошее слово «надо».

– Я участвую в круглых столах, печатаюсь в сборниках, даю об этом интервью, борюсь за образование конкретно. И тут общественное мнение может сыграть большую роль, чтобы понять: правильно ли мы воспитываем своих детей. И если бы вся интеллигенция, вместо того чтобы заниматься собственным пиаром в борьбе за социальные программы, занялась проблемой образования. Если бы это было так, мы бы жили в другой стране. Но заниматься образованием – во-первых, трудно, во-вторых, непрестижно. Позиция: я отвечаю за все – мне отвратительна. Кто отвечает за все, тот не отвечает ни за что. Если ты делаешь свое дело, делай его. Выходи утром и копай свой огород. Нужно каждым делом заниматься и доводить это до ума. А в нашей стране каждый человек, особенно который называется интеллигентом, рассказывает власти о том, где лежит говно. Пойди и убери, не рассказывай, что вот, мол, большая коррупция, и ты-ры, надо, ты-ры. Ты можешь искоренить коррупцию? Нет. Борись конкретно. Не бери сам конверт. Ловит тебя гаишник. Не давай взятку.

– Переименование милиции в полицию что-то изменит?

– Нет, если просто переименовать. Но ведь создается ряд законов. И то, что пытаются что-то сделать с милицией, – это хорошо.

Зачем все это?

– Если бы вам представилась возможность пригласить кого-нибудь из ушедших великих людей? С кем бы вы хотели встретиться и какой бы вопрос им задали?

– Иисуса Христа и Александра Пушкина. Иисуса я бы спросил: зачем? И долго бы слушал его ответ.

– Зачем взошел на Голгофу? Зачем поверил людям? Зачем подставил вторую щеку? Зачем вернулся? Про третье пришествие? Что зачем?

– Об этом всем уже написано в Библии. Любому здравомыслящему человеку понятно, о чем говорить с Христом. Просто спросил бы: зачем все это? А к Пушкину не приставал бы с вопросами. Встретился бы и сказал: говорите о чем угодно. Про женщин, про веру, про творчество. Если бы он, конечно, захотел со мной говорить.

– А кого из своих визави, приходивших на программы, поставили бы в особый ряд?

– Я бы ни в какие ряды никого не ставил. За 10 лет у меня было 1998 встреч в «Ночном полете», а в каждую «Программу передач» приходит 4–5- гостей… Любой человек интересен, и с ним есть о чем поговорить.

Беседовала Наталия Юнгвальд-Хилькевич

Источник: www.rodgaz.ru