Александр Васильев. Ценный экспонат. Вера, одежда и любовь историка моды.

А вы действительно гуляли по Парижу в нарочито экстравагантной одежде (шляпы, украшенные чучелами птиц; горностаевая муфта, медали, броши), – чтобы эпатировать местную публику, быть заметным, запомниться?

Конечно. Потому что надо было обратить на себя внимание. Я знал, что внешнее – это самое главное, человека встречают по одежке. И особенно во Франции, стране очень поверхностной, где у людей нет времени вот так сесть и поговорить за жизнь. Они вас сразу отбирают взглядом: подходите – не подходите. Потом, есть же такая вещь, как фейс-контроль. Сейчас у нас это тоже распространено, а во Франции было всегда. Допустим, вы хотите проникнуть на показ мод, а пригласительного билета у вас нет. Если не выглядите как журнальная картинка, – забудьте об этом сразу. И у нас сейчас то же самое. Ведь многие проникают на показы мод не по пригласительному билету, а по внешнему виду. Правда? – вопрос в зал. «Абсолютно!» – дамочки понимающе закивали головами. …То есть как вы одеты – очень важно. Вот смотрите, я только что приехал из Маракеша. (На голове у Васильева – красная феска – Авт.). Там есть прекрасный отель «Мамуния» – это один из самых роскошных отелей мира, где номера стоят порядка 6 тысяч евро за ночь. Естественно, у дверей стоит охрана, – для того, чтобы люди с улицы не заходили в отель фотографировать и гулять там, где гуляют миллионеры. Я приезжал с группой очень богатых женщин, которые учатся в моей школе. Некоторых из них в этот отель пустили. Потому что они шли со мной. И не надо думать, что в Марокко смотрят «Модный приговор». Меня знают миллионы людей, но не каждый человек на планете.

Когда вам поступило первое предложение из России? И как вы к нему отнеслись?

С удовольствием, с радостью. Первый раз в Россию я приехал после восьмилетнего перерыва, то есть в 1990 году. Это было постперестроечное время, у людей не было ни денег, ни планов. Но я всегда шел на контакт, и уже с того времени у меня здесь была работа. Я предлагал сначала лекции – их не хотели. Потому что люди были уверены, что знают не хуже. Я говорил: давайте сравним. Прочел, и они почувствовали разницу – примерно такую же, как между морковным чаем и Earl Grey. Сказали: да, мы хотим. Потом захотели все, просто неприлично: от Владивостока до Калининграда, от Мурманска до Тбилиси – нет больших городов, где я бы не выступал.

В Париже в этом плане было спокойнее?

В смысле популярности? В смысле работы? Вы знаете, Париж – это город, который очень любит свежачок. Пока вы молодой и хорошенький, вас все хотят. Будь то музыка, кино, мода…

Сейчас о себе говорите?

И о себе в том числе. В Париже интересуются вами первые пять лет. Новинка! Они любят все новое, они – не традиционалисты. Как только человек – уже не такая новость, интерес к нему пропадает. У нас совсем не так…

У нас любят все то же самое, чтобы из года в год, и, по возможности, никак не менялось.

Приблизительно так. У нас ансамбль Моисеева любят до сих пор – имею в виду не Бориса, а Игоря Моисеева, который работал до ста лет. Карикатурист Борис Ефимов был востребован до 101 года, Алла Баянова пела до 96 лет. Понимаете, о чем я говорю? Во Франции это не проходит никогда. Патрицию Каас и Мирей Матье не слушает ни один француз. Когда им говоришь: Патриция Каас, – они пожимают плечами: да, была такая певица в конце 80-х. А у нас в Барнауле она делает такие сборы, – если б вы знали!..

«Каждый день трясутся руки при виде нового платья»

Давайте о ваших сборах. Глядя на ваш график, понимаешь, что он просто убийственный. Как вы еще живы на этом свете?

Не пью, не курю, спать ложусь вовремя. Пью очень много свежевыжатых соков – это для меня самое важное, огромный стимул – витамин С, без него не могу… Собачка… 

В каком виде?

В живом. Как источник положительных эмоций.

То, что называется Школой Александра Васильева, – ваши поездки по миру в компании благодарных учениц – это еще положительные эмоции, или уже чистый бизнес?

Нет, кроме того, что источник дохода, это еще и огромная радость, и масса положительных впечатлений. Но! Лучшее удовольствие для меня – приобретение новых вещей в коллекцию. Этот азарт коллекционера меня очень подстегивает, и я прекрасно знаю теперь, где, как и что могу найти. Позавчера в Лондоне, например, купил 12 новых платьев от кутюр.

Если позволите, еще о Школе. Так понимаю, ездить с вами по странам – удовольствие не из дешевых. Кто ваши ученицы? Их возраст, социальный статус?

Во-первых, цена соответствует масштабности поездки. А кто со мной ездит? В основном женщины, выше среднего достатка. В основном интеллигентные, которые интересуются культурой и искусством. Часто одинокие. Но не только. А возрастной ценз от 16 до 70 лет. Потому что после 70 трудно ходить так быстро, как ходим мы, а мы ходим часами, особенно по Парижу, по Венеции. Но женщины в восторге.

Для них ваши экскурсии, – как некое развлечение, прихоть, отдых от скучного бизнеса мужа?

Я бы сказал даже, как психотерапия. Многие женщины приезжают с тяжелыми мыслями, хотят их изменить. И они понимают, что гораздо выгоднее записаться на неделю в Школу Александра Васильева, чем год ходить к психотерапевту… Кстати, теперь я руковожу еще и Московской Академией Моды – при Московском Институте Телевидения и Радиовещания «Останкино» создали такую. Все программы курса разрабатывал лично я, подбирал преподавателей тоже я. Сейчас история моды стала очень популярна, люди поняли, что это безумно интересно. Мы работаем всего год, но интерес уже огромный – сотни женщин приходит учиться, весной опять набираем новые группы.

А вот теперь о коллекции. Пишут, что она стоит несколько миллионов евро.

Это правда. Не врут.

Для налоговой инспекции что-то будем сообщать?

Все, что угодно! Но вам попробую объяснить. Понимаете, коллекционер ничего не покупает по реальной стоимости. Это результат коллекции стоит таких денег. Самое ценное – ваши знания, помноженные на стоимость предмета. Никогда об этом не думали? Что можно найти вещь, за которую вы заплатите 300 рублей…

А в вашей коллекции эта вещь будет стоить в десять раз дороже?

Примерно. Потому что она составляет комплект с другой вещью. Вещь приобретает более ценную оправу, когда она не единична, когда представляет фрагмент коллекции. Когда у вас не одно платье Диора, а, скажем, восемь. А я добился того, что по каждому десятилетию могу сделать полноценную экспозицию в 75 моделей. И не абы каких – выставочных, музейного качества. А ведь есть еще и сотни в резерве, которые не проходят по каким-то параметрам, – например, пятно не выводится, дырки от моли, отсутствие грифа или номера. Понимаете, что значит собрать такую коллекцию? Это собрать музей!

Есть такое понятие, как самый ценный экспонат…

Это я.

Но я имею в виду все-таки…

- Я! Ценнее нет. Без этого экспоната коллекции не существует.

Но, может быть, было какое-то платье, при виде которого у вас затряслись руки?

У меня каждый день трясутся руки. И я каждый день пополняю свою коллекцию новым приобретением.

Где же все это хранится?

Во Франции.

В вашем доме?

Не-е-ет, ну что вы!

Какой же у меня должен быть дом?!

Нет-нет, это отдельно стоящее хранилище недалеко от аэропорта Орли. 4 контейнера, по 33 кубических метра каждый, которые наполнены кофрами с платьями. Так что не дома, ни в коем случае. Я не хочу жить с этим. Мне достаточно картин дома, мебели старинной…

Говорят, у вас пять домов по всему миру.

Нет, домов у меня пять, но все они в Европе. Я бы хотел что-то купить в Азии, да пока не сподобился. Если вы мне дадите деньжат, я приобрету.

Дома у вас во Франции, в Восточной Пруссии…

Все знает! Вот, что значит популярность – все знают, где ты живешь…

Но постоянно жить можно только в одном доме, в остальных – наездами.

Вы себе не можете представить: каждый дом устроен, именно как мой дом. То есть там все комплекты посуды, все комплекты белья, все комплекты моих книг. Абсолютно все, что мне нужно. Это кажется вам, что жить можно в одном доме. Я доказал, что жить можно в пяти домах.

«Так значит есть ребенок у Васильева!»

Но сейчас вы в основном в Москве?

Какая чушь! Вы же сами смотрели мое расписание. И какой процент Москвы? Я исключительно живу в самолетах. Если в месяце вы насчитаете пять дней, что я нахожусь в Москве, – это будет чудо. Пять дней! А все остальное время в разъездах.

Значит, в основном дома пустуют?

Нет, там есть везде охрана. Если вы об этом.

А в каком из своих домов те же пять дней вы можете провести безвылазно?

В Литве – потому что там у меня роскошный сад. В Москве мне не нравится одно – загазованность. Любая улица плохо пахнет, до пригорода ехать – пробка. Вы согласны? А в литовском доме я могу выйти в сад, – там кругом цветы, деревья, фрукты. Мне очень нравится контакт с природой.

С людьми контакт вам нравится?

Я его имею выше крыши. Каждый день встречаюсь с сотней новых лиц. Сегодня, например, встречусь с тысячей, – потому что буду председателем жюри на балу маркизы Казати. Должен буду поздороваться со всеми приглашенными. Понимаете?.. Я, конечно, избегаю людей. Избегаю, потому что их «ту матч». И счастлив, когда могу быть в одиночестве. Но это так редко бывает.

Какой же вы, когда никто не видит?

Такой же.

Ну, такой же – вряд ли. Кому будете улыбаться – зеркалу?

Нет, ну что значит «улыбаться»? Там у меня, во-первых, компьютер, и огромное количество фанатов на сайтах – Facebook, Одноклассники, В контакте, ЖЖ… Извините, кто этим всем будет заниматься? Никто. И я, как проклятый, пишу им всем ответы.

Но дома, наедине с собой, мы можем позволить себе быть настоящими: без маски, без имиджа. Ваш имидж на людях – такого душки, добрячка…

Но я и есть не злобный злючка. А вы думаете, что на самом деле я кусаюсь? Нет. Я вообще не знаю, что такое негатив. Никогда не страдал депрессией. Разве что в молодости, но это было связано с безденежьем – вот единственное, что повергало меня в стрессовое состояние.

В одном телеинтервью вы сказали, что жалеете об отсутствии детей.

Да, жалею. Но еще не вечер.

Можете сказать, почему до сих пор не сложилось?

Не знаю, это как Бог даст. Если думаете, что у меня нет предложений, вы ошибаетесь. Предложений очень много. Даже в письменной форме. Сколько мне пишут женщины!..

И если бы у вас был сын…

Да, или дочка, - что еще лучше.

Почему лучше?

Мне кажется, потому, что она будет богатая наследница. Сын может прокутить, а девушка – нет.

Вы слишком хорошо думаете о девушках.

Мне кажется, девушки – не транжирки, я так считаю. Женщина более склонна хранить вещь, чем мужчина. Правильно? – очередной вопрос в зрительный зал. «Абсолютно». – соглашается хор. …Вот смотрите: сколько осталось женских нарядов в истории, и как мало мужских. Почему? Потому что мужчины не хранят: они поносили и выбросили. А женские платья в каком виде! Женщина берегла, пятнышко застирывала, в чистку относила…

Ну, хорошо, дочке какие самые главные слова скажете?

Никогда об этом не думал. Просто не думал… Мы сейчас говорим о несуществующих фантазиях. Нет ребенка – что ж я буду говорить, что бы я ему сказал. Понятия не имею!

Не будьте так категоричны. Может, и есть – во стольких странах побывали.

Да, побывал... Может, и есть, вы правы… Расскажу вам такой случай. Одна из моих богатых учениц делится с моей сестрой: «Представляете, оказывается, ваш брат водит своего ребенка в детский сад на Добрынинской». – «Не может быть!» – удивляется сестра. «Да-да, и такой милый мальчик растет. Мне моя подруга рассказала – она тоже туда водит своего ребенка». Блеф полный!..

Ну вот – одного уже нашли.

Да не вожу я никого! Но людям нравятся легенды. И я уверен: сейчас об этом рассказал, – а здесь приблизительно сорок женщин – каждая передаст своей подруге: так значит есть ребенок у Васильева.

Не сильно удивлюсь, если завтра сюда приведут сорок детей.

О, нет! Все, что угодно, но только не это…

Беседовал Дмитрий Мельман